Лукас укоризненно покачал головой:

— Какая тебе разница, черт возьми? Ты же сразу начнешь трепаться на всех углах.

Она ухмыльнулась:

— Да? Так я его знаю?

Лукас загоготал, запрокинув голову и задыхаясь.

— Его все знают! — Он вытер текущие из глаз слезы. — По крайней мере, все более или менее приличные люди. Но нам он готов помочь, и я благодарен ему за это.

— А я-то как благодарна!

Они отпраздновали свой успех. Затем Лукас тихо сказал:

— Я слышал о Шерон Палистер. Одна из твоих, так?

Сьюзи забеспокоилась:

— Откуда ты знаешь?

Он осклабился:

— Я должен все знать, Сьюз. Именно это делает меня могущественным.

— Да пошел ты со своим могуществом! Я без понятия, кто ее грохнул. Думаю, она полезла в крутой бизнес — я бы нисколько тому не удивилась. Ей всегда требовались деньги, она ходила за мной хвостиком, чтобы побольше заработать, а ведь я неплохо плачу, Лукас. Приходится платить за тот товар, который нужен моим клиентам. Но Шерон денег всегда не хватало, хотя на наркотиках она не сидела, это точно, и парня у нее не было. Меня всегда занимало, куда ей столько денег, а теперь, когда она отбросила коньки, полагаю, никто уже не узнает правды.

Лукас не отрывал от Сьюзи своих холодных глаз, и внезапно она почувствовала, что не может выдержать его взгляд. Лукас опасен, очень опасен. Сначала он усыпляет вашу бдительность своими шуточками и дружеским обхождением, а потом, если сочтет нужным, убьет, ни секунды не раздумывая.

— Вот что, дорогая: я только начинаю серьезно заниматься детьми. Но одно дело молоденькие девушки, другое — дети. Все, что связано с маленькими детьми, пробуждает в людях самое плохое, замечала? У меня есть любители, которым я поставляю все — от наркотиков до мальчиков и фоток. Но все они держатся от детей подальше. Просекаешь? Человек, к которому я обратился сегодня за помощью, требует от меня гарантии, что ты вполне надежна, и я собираюсь сказать ему правду, Сьюз. Ради нас всех, включая и тебя.

Сьюзи похолодела от страха, а Лукас продолжал:

— Видишь ли, Сьюзи, я абсолютно безнравственная личность, но могу и прикинуться моралистом, когда на карту поставлены мои интересы. Поэтому сейчас я смотрю на ситуацию с другой стороны, как бы вижу ее глазами других — тех, которые не настолько свободны от предрассудков, как мы с тобой. А теперь, если в твоей голове есть хоть немного мозгов, ты тоже постараешься посмотреть на вещи с этой точки зрения. Мертвые дети — это серьезные неприятности, следовательно, ты по уши в дерьме.

Она уловила сарказм в его голосе.

— Так вот, если тебе что-либо известно о пропавших детях, ты должна мне все рассказать. Возможно, я смогу предотвратить катастрофу.

— Честное слово, у меня нет ни малейшего понятия о том, что случилось с этими детьми. Клянусь могилой моей матери.

Лукас закашлялся от смеха:

— Твоя мать жива-здорова и играет в лото в Борнмуте.

Сьюзи цинично улыбнулась:

— Какая разница. Могла бы и помереть, черт возьми.

— Так же как и ее дочь, если она будет пытаться надуть меня, а?

Сьюзи с вызовом подняла стакан:

— Чокнемся, приятель.

— Это просто абсурдно! Куда, черт возьми, мог подеваться ребенок?

Кейт не ответила.

— Господи, за все годы работы я никогда даже близко ни с чем подобным не сталкивалась, — вздохнула Дженни. — Слишком все странно. Все эти женщины, которые пытались убить своих детей, потом убийство женщины и исчезновение ее сына. Мы находим ребенка на свалке — на свалке, черт возьми! — а его мать умирает дома от передозировки. Теперь я уже думаю, а не с чужой ли помощью она умерла? Либо мы имеем дело с матерями, которые жестоко обращаются со своими детьми, а потом убивают их, либо это какой-то убийца, целью которого становятся неблагополучные женщины и их несчастные дети. Да тут сам Фрейд мозги сломал бы, пытаясь во всем разобраться.

Кейт затушила очередную сигарету и открыла окно, чтобы впустить в кабинет хоть немного свежего воздуха.

— Ответ на многие вопросы знает Сьюзи. Она могла бы вывести нас на Баркера.

Дженни кивнула. Ее обычно жизнерадостное лицо выглядело совершенно несчастным и мертвенно бледным. Под глазами залегли черные круги, уголки губ опустились. И в лучшие-то времена она не была красавицей, а в последнюю неделю выглядела просто ужасно.

— Но как нам добраться до нее? Нам ведь запретили ее трогать! — в отчаянии вскричала Дженни. — Звонок поступил из МВД, значит, мы имеем дело с важной шишкой. Очень важной. Этот тип чертовски уверен в себе, если подставляется за нее, учитывая серьезность преступления.

Кейт самодовольно улыбнулась:

— Я знаю, от кого поступил звонок, Дженни. От Джеффри Кавендиша.

Дженни, раскрыв рот от изумления, плюхнулась на стул и недоверчиво спросила:

— Ты уверена?

— Практически на сто процентов, — ответила Кейт. — Голдинг достал распечатку звонков, полученных Ретчетом. Кавендиш позвонил ему за десять минут до того, как Ретчет вызвал меня и сообщил о запрете. Зачем еще Кавендишу выходить на связь с Грантли?

Дженни посмотрела из окна на стоянку машин и тихонько вздохнула, увидев, что приехал адвокат Наташи в сопровождении Роберта Бейтмана. Она возразила:

— Кавендиш слишком большая шишка в Генпрокуратуре. Он не стал бы напрягаться ради такой мелкой сошки, как Сьюзи Харрингтон. Здесь замешан кто-то еще: тот, кто вместе с ней проворачивает грязные дела. Сама она не может иметь такого влияния. Кроме того, когда ей сообщили, что она свободна, она удивилась не меньше нашего. Здесь все гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

— Что ж, Джен, нам нужно выяснить, кто прикрывает эту стерву. Голдинг вызвался следить за ней. Я жду от него новостей, но мы договорились, что он не будет звонить сюда, это слишком опасно. Нас могут прослушивать, к тому же в наши дни звонки регулярно записываются. — Кейт потянулась. — Как я скучаю по старым временам, когда не было всех этих проклятых высоких технологий.

— И не говори. А вот тебе плохая новость: только что приехал адвокат Таши в сопровождении Бейтмана. Полагаю, нам стоит оказать им торжественный прием.

Кейт встала:

— Я хочу съездить сегодня в больницу, Джен. Если ты не против, я смоюсь часов около пяти.

— Конечно, поезжай, — ответила Дженни. — Я займусь тут всем.

— В холодильнике куча всякой еды, ты же знаешь мою маму.

— Она у тебя просто прелесть. О, хочешь посмеяться? Она рассказала мне, что прочитала статью в «Ридерз-дайджест» о каком-то греческом острове, куда съезжаются все лесбиянки.

Кейт улыбнулась:

— Она не имела в виду ничего плохого.

— Я знаю, подруга. Твоей маме цены нет. В ее возрасте и с ее религиозными убеждениями понять меня и мой образ жизни… Я это уважаю. Но она меня рассмешила, — не знаю, как мне удалось сохранить серьезный вид.

Весело болтая, они направились в комнату для проведения допросов. В главной приемной Кейт увидела Роберта Бейтмана и заулыбалась еще шире. На нем были ярко-розовая рубашка и светло-зеленые брюки, поверх рубашки — красно-желтая кофта, ансамбль довершали коричневые ковбойские сапоги. Вдобавок он выкрасил волосы в ореховый цвет. Складывалось впечатление, будто он прибежал в полицию прямо из цирка. Увидев Кейт, Роберт радостно замахал ей рукой.

— Здравствуйте, Роберт. Приехали навестить Наташу?

— Да. Конечно, она меня бесит, но разве я могу отказать девушке, попавшей в беду? Пусть даже она попала в нее по собственной вине.

Пропуская его в комнату для допросов, Кейт дружелюбно сказала:

— Вы предоставили не совсем полную информацию по делу. Это специально?

Он проницательно посмотрел на нее:

— Умная девочка. Как вы догадались?

— Назовите это интуицией. Просто догадалась. Так зачем вы это сделали?

— Есть вещи, не имеющие отношения к данному делу…

Кейт перебила его:

— Позвольте мне самой сортировать информацию, мистер Бейтман. Все, что относится к образу жизни или связям подследственных, представляет для меня интерес.