Мужчины слушали с откровенным изумлением.

— Малыш Бенни не объяснил вам ситуацию? — спросил скинхед.

Пленники замотали головами, и парень тяжело вздохнул:

— Мне тоже. Он такой. Хотя и отличный парень. Я только знаю, что, если вы вздумаете рыпаться, я должен буду напустить на вас песиков.

Он ухмыльнулся:

— Кстати, гляньте-ка сюда, просто на всякий случай, вдруг вам какие-нибудь глупости в голову взбредут.

Он распахнул дверь, внутрь ворвался поток свежего прохладного воздуха, а с ним еще с десяток собак, ротвейлеров и доберманов. При виде ужаса пленников скинхед засмеялся клокочущим смехом, который, казалось, исходил из самого его нутра. Пинками он выгнал лишних псов, закрыл дверь, и вонь опять стала всепоглощающей. Парень принялся скручивать новую сигарету.

Предстояла долгая-долгая ночь.

Кэти Коллинз смотрела на Сьюзи со страхом и почтением.

— Скажи мне, Сьюзи, где моя девочка?

Сьюзи ободряюще улыбнулась.

— С ней все в порядке. Смотри-ка, вот тебе еще пара сотен. — Она отсчитала из пачки на столике десять двадцатифунтовых банкнот и с улыбкой протянула их Кэти. — Ты получаешь бабки, я возвращаю ее домой к завтрашнему дню, договорились?

Кэти взяла деньги.

— С ней все в порядке?

Сьюзи обиделась:

— Ну конечно же, с ней все в порядке, идиотка. Скажи, я когда-нибудь делала плохо твоим детям?

— Прости, Сьюз. Но ты ведь говорила, будто это ненадолго…

Сьюзи с деланным ужасом возвела глаза к потолку:

— Знаешь что, Кэти? Ты меня просто удивляешь, черт возьми. Я твоя подруга, а ты мне не доверяешь.

— Нет-нет, конечно, я тебе доверяю, — сказала Кэти с несчастным видом. — Но я хочу, чтобы моя дочка вернулась домой. Ей давно пора вернуться.

Сьюзи закурила косяк и выпустила дым через ноздри.

— Забирай деньги и заткни свою чертову глотку, о’кей? О ней заботятся. А теперь катись отсюда.

Кэти слишком боялась Сьюзи, чтобы протестовать. Она сунула деньги в карман джинсов и пошла к двери. Сьюзи крикнула ей вслед:

— Продать ее за три тысячи?

Кэти обернулась, побледнев:

— Кому?

— Я знаю одну пару, они хотят усыновить ребенка.

Кэти покачала головой:

— Нет. Ни за что. Прости, Сьюзи.

Сьюзи пожала плечами:

— Как хочешь. Пока.

Когда Кэти ушла, Сьюзи позволила себе расслабиться. Где, черт возьми, ребенок и через какое время Кэти поймет, что она, Сьюзи, потеряла девчонку? А главное: что Кэти станет делать, когда все откроется?

Глава 4

Дженни и Кейт сидели в кабинете и перекусывали бутербродами, запивая их чаем.

— Ты уверена, что поступаешь правильно, Кейт? — спросила Дженни.

— Нет. Но я не могу не воевать. Я должна быть уверена, что Патрик в безопасности. Если он все-таки выживет, я не смогу оставить его в таком положении, когда надо только сидеть и ждать следующего покушения. Я разговаривала с врачом, и она говорит, что, если даже Патрик придет в себя, он может остаться полуслепым или даже умственно неполноценным. Они сейчас исследуют сгусток в его мозгу, и если решат, что сгусток не помешает операции, то будут оперировать. Но операция и сама может нанести непоправимый вред. Классический замкнутый круг.

Кейт печально улыбнулась:

— Я помню, как делали операцию его дочери. Пришлось сделать отверстие в ее черепе, чтобы опухающий мозг не упирался в кость. Патрик страстно хотел, чтобы девочка выжила, но его желания оказалось недостаточно. Впервые в жизни он не смог сделать так, как хотел. Мне кажется, это сломило его.

Дженни подлила Кейт еще чая из термоса.

— Все мы чем-то сломлены, Кейт. Порой мне кажется, что только в этом и заключается наша жизнь. Череда событий: драмы, потрясения, неудачи… Изредка проблески счастья, просто чтобы мы хоть как-то еще держались на плаву. Возьми эту беременную женщину. Она ждет ребенка, живет с хорошим парнем в доме, о котором они всю жизнь мечтали, и вдруг с ней происходит жуткая история: неизвестно откуда появляется женщина, которая волочит за собой маленького ребенка. Эта стерва со всей силы ударяет ее в живот. Между прочим, мы ни о похожей женщине, ни о пропавшем ребенке ничего с тех пор не слышали. Видимо, налицо самый обычный случай жестокого обращения с детьми плюс нападение на человека, попытавшегося защитить ребенка. Что-то странное происходит в Грантли, Кейт. Что-то очень-очень странное.

— Это точно. Знаешь, меня мучит одна мысль: кто этот ребенок, которого нашли на свалке? Как могло случиться, что такой маленький мальчик пропал давным-давно и никто до сих пор не знает, кто он? Многие вещи не дают мне покоя. Например, как Керри Элстон спится по ночам? Как может Джереми Бленкли ходить по земле, словно обычный человек? Как случилось, что все эти чудовищные вещи происходили в квартале муниципальных домов и никто ничего не знал? Как могли Мэри Паркс и ее подружки в столь юном возрасте превратиться в безжалостных насильниц и совратительниц?

Дженни отхлебнула чаю и сказала:

— Я наблюдала за Мэри, когда мы ее допрашивали. Она наслаждалась тем вниманием, которым ее окружали. Я видела такое много раз. Дети, которым не хватает внимания, — самый подходящий материал для педофилов. Поэтому дети из больших семей чаще становятся их мишенью, причем не самые старшие и не самые младшие — тем обычно достается больше внимания. Педофил может ждать года три, прежде чем овладеет своей жертвой. В это время он входит в доверие к родителям, к детям, ко всем. Такая игра их ужасно заводит. Расставить ловушки, затаиться — это приносит им почти такое же наслаждение, как и само обладание.

— Наш мир безумен.

Дженни улыбнулась, стараясь смягчить тяжелый разговор.

— Мир не стал ни лучше, ни хуже, просто в последнее время мы больше об этом говорим. И правильно делаем, так ведь, Кейт? В прежние времена ребенку, над которым надругались, неоткуда было ждать помощи. Его родители страшно боялись, что кто-то узнает о случившемся. Насильник либо преспокойно откупался, либо уезжал в другое место, либо получал взбучку от отца ребенка, а полиции ничего не сообщали, дабы сохранить все в тайне. И такое до сих пор еще случается, ты же знаешь. Люди молчат о происшедшем, не понимая, что тем самым побуждают педофила браться за старое, вытворять мерзости с другими детьми.

Кейт кивнула и сказала:

— Я думаю, мы должны напугать Джереми Бленкли. По-настоящему напугать и заставить его говорить.

— Предоставь его мне, Кейт. Иди и постарайся узнать что-нибудь о нашем русском приятеля, а я буду работать в этом направлении.

— Ты настоящий друг, Джен.

Она улыбнулась:

— Я знаю. Однажды я тоже могу попросить тебя об услуге.

Кейт крепко сжала ее руку:

— Я всегда готова тебе помочь.

— Я знаю, дорогая. Я знаю.

Роберт Бейтман ласково улыбнулся девочке, сидевшей у него на коленях. У нее были темные волосы и выразительные глаза, но по росту и весу она явно отставала от детей того же возраста. В свои полтора года она едва могла ходить, еще не умела говорить и координировать движения.

Ее мать, Наташа Линтен, известная под именем Таша, внесла две чашки слабого чая. Поставив чашку Роберта на пол у его ног, она грубо схватила ребенка и сунула его в манеж. Туда же она положила младенца, которого родила совсем недавно, и сама уселась на пол, чтобы выпить чаю и выкурить сигарету.

В невероятно грязной комнате стоял спертый запах запущенного жилища, который, казалось, навечно въелся в стены многих квартир, посещаемых Робертом. Рисунок ковра на полу скрывали бесчисленные пятна: моча, фекалии и рвота, смешанные с остатками пищи и раскрошенным печеньем, втоптанным в ковер старшими детьми.

Мебель тоже была обшарпанная и вонючая. На стуле с влажным от мочи сиденьем устроился маленький мальчик и с восторгом разглядывал комиксы. Порой он улыбался, но стараясь при этом не издать ни звука.