Дженни и Кейт прорабатывали всю поступавшую к ним информацию, и обе понимали, что их команда деморализована. Убийство ребенка даже видавших виды офицеров выбило из колеи.
Кейт наблюдала за мрачными лицами сослуживцев. Поступок Ленни Паркса в какой-то степени воодушевил их. Они понимали, что в лице Кевина потеряли ценного свидетеля, но считали вполне заслуженной кару, постигшую этого негодяя. Дэйви Карлинг также был мертв.
Иногда Кейт думалось: хоть бы всем прекраснодушным правозащитникам довелось на себе прочувствовать тот ужас, который вызывает убийство ребенка! Попробовали бы они после этого оправдывать виновных! Если бы они только знали, сколько времени полицейские отдают своей работе. Сверх всяких норм — по сути дела, безвозмездно. А какое отвращение они испытывают, выслушивая снова и снова грязные подробности преступлений! А какой страх охватывает порой на допросе, когда вспоминаешь, что перед тобой сидит беспощадный убийца!
Кейт знала: большинство ее коллег весьма охотно лично казнили бы детоубийцу, если бы удалось его поймать и если бы закон допускал смертную казнь.
Кейт слушала, как Дженни поднимает боевой дух команды. Стремясь дать людям почувствовать их нужность для расследования, Дженни благодарила их за хорошую работу. Если бы только удалось найти хоть что-нибудь, связывающее воедино все последние преступления против детей, они праздновали бы это всю ночь.
— Если мы знаем личности этих женщин, почему мы ничего не можем сделать?
Голос молодого детектива прозвучал тихо и неуверенно, но Кейт видела: все закивали головами, соглашаясь с ним.
— Я хочу сказать, мэм, что все эти матери, возможно, причастны…
Кейт встала, чтобы ответить на вопрос.
— Сам факт, что они являются матерями пострадавших детей, делает их как бы причастными. Возьмите чисто технический аспект расследования. Матери часто прикасаются к своим детям. Естественно, при таком постоянном контакте на одежду, волосы, кожу детей могут перейти волосы и частицы кожи матерей, волокна тканей их одежды. Все это обычно используется нами для определения чьей-либо причастности к преступлению. Не забывайте: у одной из матерей, Джеки Палмер, очень хорошее алиби. Она не могла присутствовать на месте преступления, и это доказывает видеозапись, согласно которой в то же самое время, когда был похищен ребенок, она находилась в салоне «Черная роза». По отношению к Палмер у нас руки вообще связаны.
Как Кейт и ожидала, в разговор вмешался Голдинг:
— Но она единственная, у кого есть хоть какое-никакое алиби. Мы просмотрели видеозаписи, сделанные всеми камерами наблюдения в районе, и не смогли установить местонахождения Керри Элстон, которая утверждает, будто в день исчезновения своего ребенка она оставила детей дома и уехала. Другая дамочка вообще не говорит, где она была. Эта Регина Карлтон — тварь бесчувственная, ее совершенно не мучает совесть из-за того, что она оставляла своих детей одних и уходила на всю ночь, а то и на пару суток. Тем не менее мы по-прежнему пытаемся доказать их причастность к преступлению даже несмотря на шаткость имеющихся у нас данных судмедэкспертизы. Выводы экспертизы — так, тьфу, поскольку, как вы говорите, матери находятся в постоянном контакте с детьми. Но ведь у нас есть свидетели — хоть это должно что-то значить?
Кейт слышала в голосе Голдинга неприкрытую злость, но могла ему только посочувствовать. Все присутствующие закивали в знак согласия с ним.
— Мистер Голдинг, поскольку вы выбрали такую профессию, вам еще не раз придется столкнуться с подобными делами. Вам нужно запомнить правило: необходимо располагать неопровержимыми уликами. Любой хороший адвокат разнесет все ваши построения в пух и прах. Такие дела нередко попадают в суд, но когда обвинение основывается на шатких уликах, обвиняемый выходит из зала суда свободным человеком. Я не намерена этого допустить, вам понятно? У нас есть фотографии детей, и я держу пари, что где-нибудь существуют и видеопленки. Мы должны найти брата Кевина Бленкли и проверить его на причастность к делу. Все сегодняшнее утро я просматривала материалы отдела опеки. Я размножу их: мы должны знать, что думают соцработники о своих клиентах. Эти сведения могут сослужить нам неплохую службу.
— Личность ребенка, тело которого найдено на свалке, все еще не установлена, — продолжала Кейт. — Мы связались с Интерполом, поскольку не исключено, что ребенок прибыл из другой страны. Как вы знаете, такое вполне вероятно. Два года назад несколько десятков иностранных детей, преимущественно из Румынии, обнаружили в Амстердаме. Все эти дети использовались в секс-индустрии. Несколько детей появились даже в нашей стране. Будем надеяться, что до Грантли эта волна не докатилась.
Кейт обвела взглядом свою команду и сказала:
— Я прошу вас раскопать всю подноготную этих женщин, их семей, их друзей. Мы должны что-нибудь найти — мы просто обязаны. Не надейтесь на свидетелей — мы все знаем, насколько легко их обработать. Хороший адвокат может запутать самого лучшего свидетеля и выставить его лгуном. Вы все это прекрасно понимаете. Поэтому нам необходимо как можно больше бесспорных вещественных доказательств.
На лицах коллег Кейт увидела одобрение. Она улыбнулась:
— Сейчас мне нужно несколько добровольцев — необходимо сопоставить все данные по компьютеру. Я хочу доказать, что некоторые из проходящих по делу женщин знали друг друга. На тот случай, если подозреваемые и их жертвы будут это отрицать.
Теперь настала очередь Дженни:
— Я хочу поговорить с лицами, проходившими по статьям о сексуальных преступлениях. Необходимо выяснить, кого из них мы можем найти в городе, и попытаться выудить у них любую информацию о наших мамашах и их детях. Отцы детей, бабушки и дедушки — другая проблема. Мы не знаем, кто отцы детей, женщины не говорят — то ли сами не знают, то ли скрывают. Мы должны попытаться установить имена отцов — это поможет нам выяснить, сколько людей замешано в деле. Лично я не думаю, что дети связаны между собой, но в виновности некоторых из мамаш я почти уверена. Однако предполагать и доказать — не одно и то же. Единственное, что связывает этих женщин, — вовлеченность их детей в педофилию, но в настоящий момент педофилия к делу не относится, речь идет об убийстве и попытке убийства.
— Меня тошнит от таких вещей. Эти женщины — дьяволово отродье, — вставил рослый краснолицый детектив.
Кейт напомнила:
— Повторяю, мы должны сохранять объективность. Если женщина плохо заботится о своих детях, это еще не значит, что она способна на насилие. Не позволяйте эмоциям влиять на ваши суждения. У нас у каждого есть сегодня своя цель. Посмотрим, сможем ли мы ее достичь.
Спустя десять минут Кейт и Дженни грустно смотрели друг на друга, сидя в противоположных углах пустой комнаты для совещаний.
— Слушай, Кейт, не волнуйся, так всегда бывает, — успокаивала Дженни. — Все приуныли, потому как дело очень уж мерзкое. Едва им удастся что-нибудь раскопать, все почувствуют себя намного лучше. Поверь мне, настроения людей меняются.
— Это хорошая команда, Джен, самая лучшая.
— Я знаю, — улыбнулась Дженни. — И сейчас они набираются нового опыта, который здорово пригодится им в будущем. Теперь мы должны допросить Каролину и выбить из нее информацию. Она что-то скрывает, причем с самого начала. Я намерена выяснить, чего она так боится.
Жак Виньон торжественно откинул край брезентового верха кузова. Он всегда считал, что у него нюх на контрабандистов. Открывая дверь кабины, водитель явно нервничал, но это вполне естественно для англичан. Из-за торговой войны между двумя странами только такого поведения и можно ожидать.
Но когда Виньон услышал всхлипывания, доносящиеся из кузова, он был потрясен. Направив луч мощного фонаря в темноту, Жак увидел маленького ребенка с перепачканным грязью, чернилами и соплями лицом, сидящего между коробками с грузом. Он был ужасно напуган.